Куда мне направиться я не знал и, по совету отца Павла, положившись полностью на волю Божию, я отправился на вокзал. Проезд по Транссибу, который я когда то строил, был перекрыт, потому что Маньчжурия была оторвана от России. Ехать можно было только до Хабаровска по Уссурийской дороге.
Я пошел к первому попавшемуся составу, молясь Богу о том, что бы Он за молитвы Пресвятой Богородицы и отца Павла привел меня куда Сам восхощет. Узнав, что этот состав идет в Хабаровск, я подошел к одному приказчику на перроне и попросил взять меня в вагоне до Хабаровска.
— Как же вы, батюшка, с грузом поедете? — спросил меня приказчик.
— Да уж как-нибудь, с Божьей помощью доеду. Заодно и за грузом присмотрю. — отвечаю я.
— Ну ладно, — сказал приказчик, — забирайтесь в вагон.
Добрый он был человек. Я расположился среди тюков, а на станциях мы поочередно с приказчиком, который ехал в соседнем вагоне, бегали по различным нуждам на вокзал — то хлеба купить, то кипяток налить. Доехали быстро, двое суток с небольшим были в дороге.
В Хабаровске я с приказчиком простился и отдал ему все ены, которые у меня оставались.
И в Хабаровске, как и во Владивостоке, зашел я на вокзал. Подхожу к билетной кассе и говорю:
— Мне бы до Рязани билетик. Сколько стоит, что бы доехать?
А мне из кассы отвечают:
— Стоит это, батюшка, всего-навсего только достроить железную дорогу. А пока железная дорога строится, до Рязани уж как-нибудь по другому добираться вам придется.
Тут я понял, что Господь снова привел меня на стройку железной дороги. Узнал я где сейчас идет стройка и, не раздумывая, отправился на стройку, купив себе одежду покрепче и потеплее на те деньги, которые мне владыка Сергий Тихомиров дал. Работы уже велись недалеко от Хабаровска, за рекой Амур. Меня взяли простым рабочим, ведь документы мои о том, что я был помощником инженера, погибли во время сдачи Порт-Артура.
Мы строили участок от реки Буреи до самого Хабаровска. На том участке я был занят в пробивке тоннелей. Это была новая для меня работа, но я использовал те знания, какие у меня уже были и весьма мне пригодились.
При каждой возможности я старался бывать у обедни в ближайшем селе и приобщаться Святых Христовых Таин.
Разразившаяся в 1914 году война отняла у строительства много людей, поэтому дорога была закончена много позже, чем планировалось. Помнится и нам, оставшимся, жалование сильно снизили.
К 1916 году Амурская железная дорога заработала, но на ней было много трудностей и меня начальство попросило участвовать в прокладке второй колеи на многих участках. Я принял это как указание Господне на надобность благоустройства Родины своей и продолжал работы.
Так к середине лета мы дошли до станции Керак. В версте от этой станции наше начальство сказало нам, что казна заканчивает давать деньги на прокладку второй колеи, и мы можем расходиться по домам. Нам выплатили небольшое жалование.
Что делать дальше я не знал. Я снова положился на Волю Божию и на молитвы Пресвятой Богородицы и отца Павла.
Придя на станцию Керак я увидал паровоз под парами, готовый отправить состав с грузом, подошел к машинисту и спросил — не нужен ли им механик?
— У нас есть уже. — ответил машинист.
— А нет ли какой работы? — не унимался я.
— Ты, батюшка, сходи к обер-кондуктору, может он чем поможет. — снова сказал машинист.
Я пустился искать обер-кондуктора, побежав в хвост состава — где он по прежним правилам должен находиться. И правда, увидел его у задней площадки последнего вагона.
Запыхавшись, я обратился к оберу, как мы их кратко называли раньше:
— Господин обер-кондуктор! Не нужен ли вам механик в состав?
— Вы, батюшка, за кого просите? — спросил меня обер.
— За себя. Я сам много лет механиком работаю. Множество паровозов перечинил. Да еще в прежние времена был помощником инженера, когда Транссиб строил.
Обер был душевный, вздохнул и спросил:
— А как же вас, батюшка, в механики занесло?
— Да я не батюшка, только монах, живший в уединенной комнате в Японии. А как мой духовный отец преставился, отправился я на Родину после плена.
Тут обер оживился:
— Так вы в плену были?
— Да, пришлось в приюте для пленных пожить. Мы в плен в Порт-Артуре попали, когда его сдали.
— А у меня брат младший в японскую войну погиб — Андрей. — с грустью сообщил мне обер. И, помолчав, добавил, — ну чтож, хороший механик всегда пригодится, возьму я вас. Только вот жалованья дать не могу, зато питаньем обеспечу. В почтовом вагоне закуток с койкой имеется, поедете?
Я радостно закивал, мол — поеду.
— Куда вы направляетесь? — спросил обер.
— Не знаю пока, куда Господь укажет. — ответил я ему.
— Странный вы человек, однако. Ну залезайте на площадку, пора отправляться. — сказал обер и дал свисток.
Обер провел меня в мою комору и представился по дороге:
— Меня зовут Павел Степанов. А как ваше имя?
— А меня — Нектарий, — представился я, — в миру — Василий.
Оставил меня обер располагаться в моей новой передвижной келье и ушел к себе, сказав, когда зайти к нему, чтобы он меня представил моим новым товарищам.
Я повесил на стене те святые иконы, которые висели в моей комнате, в мастерских. Достал нехитрую поклажу и возблагодарил Господа за то, что он даровал мне и кров и пропитание.
Так с молитвой Иисусовой в уме, предавшись Господу, отправился я дальше по России.
Остановки на пути нашем случались часто. То одни вагоны отцепляли, то другие прицепляли. Приходилось часто ремонтировать рессоры вагонов, они были сильно изношены, как и тормоза паровоза, у которых часто меняли то колодки, то рукава.
Ехать в моей каморе хорошо, молитва помогала, и ничто не отвлекало от нее. Но теснота приводила к затеканию мускулов и всех составов тела. Поэтому я попросил доброго обера помогать кочегару. Обер удивился моему прошению, но согласился. Нехитрое упражнение — кидать уголь в топку, очень хорошо бодрило все тело. А каждый бросок я старался совмещать со словами молитвы Иисусовой, дабы она держала мой ум нерассеянным и занимала внимание. Кочегар следил за стрелкой котла и вовремя меня останавливал: «Отец, хорошь кидать. Отыхай»
Однажды, когда мы с механиком меняли колодки у тормозов паровоза, на какой то малой станции, обер смотрел на нас, а потом сказал: «Хороший вы механик, отец Нектарий. Как же вы в монахи пошли?». Я рассказал ему о встрече с отцом Павлом и о жизни под его духовным руководством в Японии. Ко всему прочему, добавил я и о молитве Иисусовой, и о том как отец Павел учил меня ее прохождению.
После этого обер стал часто приходить ко мне в комору побеседовать на духовные темы.
Во время одной из остановок отошел я на ровную поляну и стал делать движения, которым меня отец Павел обучил. Обер наблюдал за мной, а когда я закончил, подошел ко мне и спросил:
— Отец Нектарий, что это вы такое делали? Вы, часом, не раскольник какой?
— Нет, — ответил я, — это движения для укрепления мускулов и всего тела. Меня им научил отец мой духовный Павел. А его благословил их людям показывать его духовный отец — епископ Николай, который возглавлял духовную миссию в Японии. Эти движения много пользы приносят телу. А еще отец Павел учил меня с этими движениями соединять молитву Иисусову.
И я показал оберу, как это делается. Обер попросил меня обучить его этим движениям:
— Поясницу у меня ломит сильно, отец Нектарий, может помогут мне ваши движения.
И стал я учить обера движениям, которым меня отец Павел обучил.
Обучая обера, тем движениям, я произносил и молитву Иисусову, как меня отец Павел учил. Потихоньку боли в пояснице у обера кончились, а Иисусову молитву он полюбил и стал в коморе моей беседовать со мной об этой молитве. Я что от отца Павла слышал и чему научился передавал оберу, памятуя заповедь Господа нашего: «просящему у тебя дай». Да и отец мой Павел заповедал мне не отказывать просящим.
Из книг я взял с собою из Японии только Священное Писание да Невидимую брань. Но и этого для меня было вполне довольно.
Открыл я в Невидимой брани главу о молитве Иисусовой и зачитал оберу: «Навыкновение молитве Иисусовой внешне состоит в достижении того, чтоб она сама собой непрестанно вращалась на языке, внутренне же — в сосредоточении внимания ума в сердце и непрестанном в нем предстоянии пред Господом, с сопровождающею сие сердечною теплотой в разных степенях, и отреванием всяких других помышлений, и наипаче с сокрушенным и смиренным припаданием к Господу Спасителю».
— Что же это означает? — спросил у меня обер.
Я ему ответил:
— Молитву Иисусову нужно вначале в ум свой вселить любым удобным способом. И внимание ума направить все на слова этой молитвы. Только уж потом умом надо в сердце входить и твердо знать, что ты пред Самим Господом стоишь, хотя и можешь работой какой заниматься или идти куда. Мы всегда пред Господом, только часто забываем, что пред ним надо с благоговением предстоять и ум наш бегает по сторонам или перебирает мысли какие ненужные. Как дальше в Невидимой брани говорится: «Частое повторение, установляясь, собирает ум воедино в предстоянии Господу. Установлению такого строя внутри сопутствует согреяние сердца и отгнание помыслов даже простых, а не только страстных». Когда вы достигнете этого — укрепитесь в навыке, только потом можно сходить умом в сердце.
— Как же можно умом в сердце сходить? — спросил обер. — Ведь они друг от друга на некотором расстоянии отстоят и перенести ум в сердце нельзя.
Я ему на это отвечаю:
— Далее в Невидимой брани говорится: «в сердце начнет непрестанно теплиться огонь прилепления к Господу, тогда вместе с сим водворится внутри мирное устроение сердца с сокрушенным и смиренным мысленным припаданием к Господу». Ум ваш устремится устремиться в сердце. Сам по себе ум — ни холоден, ни горяч, а сердце ваше настрой душе дает. Как царь Давид говорит: «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Но до этого не многие доходят.
— А вы, отец Нектарий, дошли до этого? — спросил меня обер.
— Нет, — ответил я. — Не сподобил меня Господь. Ведь дойдя до такого состояния можно возгордиться и пасть, поэтому Бог уберег меня от тонкого падения. А вот отец мой духовный, Павел, тот дошел до этого и даже до большего, до того, до чего уже только безмолвников одних Господь доводит. Об этом дальше в Невидимой брани говорит святой Никодим: «Доселе доходит собственный наш труд с помощию благодати Божией. Что еще, высшее сего, может совершаться в деле молитвы, то будет даром единой благодати». Даже при простом положении на Бога Благодать может и грешника по жизни вести, об этом тоже есть в книге этой.
— Обязательно куплю себе эту книгу, — пообещал обер, — как только стоянка долгая будет в большом городе. Весьма она меня заинтересовала. А вам, отец Нектарий, спасибо за науку и за то, что научили меня как от боли в пояснице избавиться.
— Не меня за это благодарите, сказал я оберу, — а помяните в молитвах ваших отца Павла, который через меня все это вам дал.
Через несколько дней пришел наш состав в большой город — Иркутск. Обер наш объявил, что будем сутки стоять. Я решил сходить в храм ко всенощной, а на утро причаститься. Сказал об этом оберу, надел свой подрясник, скуфью и вышел из вагона. Огляделся по сторонам, думаю, может купола увижу какого храма близкого. Вдруг смотрю, идет мимо то ли священник, толи монах, с бородкой, в подрясничке и скуфеечке — как и я. Повернулся я ему на встречу, а он мне ласково говорит:
— Здравствуйте, батюшка. Откуда вы едете?
— Здравствуйте, — отвечаю я. Только не батюшка я, а простой монах, а еду я из Японии.
— Ух-ты! как из далека, — удивился мой собеседник, — А к нам по какой надобности приехали?
Что бы не утомлять моего собеседника подробностями, я ответил:
— Духовный мой отец, перед кончиной своей благословил меня из Японии в Россию вернуться, вот, еду теперь куда Господь приведет.
— А пойдемте, я вам наш монастырь покажу — детище нашего владыки Иоанна. Монастырь новый — Владимирский, назван в честь великого крестителя Руси. Владыка Иоанн у нас семинарию завел, только не духовную, а учительскую. Как ваше имя святое? — говорит мне мой неожиданный собеседник.
Я ему отвечаю:
— Отчегож не сходить, давайте сходим. Я как раз на всенощную собрался. Зовут меня Нектарием. А вас как зовут?
— А меня зовут отец Михаил по фамилии Сизой. Очень хорошо, что вы на всенощную, я вас провожу. Вот только сегодня будет вечерня с утренней — всенощной сегодня в монастыре не будет. А коль захотите, можете переночевать у нас, в семинарии. У нас помещений много. Во время войны с Японией наш владыка Иоанн, тогда еще архимандрит, устроил в монастыре обширный госпиталь для раненых. Так что помещение для вас найдется.
При этих словах я вздрогнул весь. Отец Михаил это заметил и спросил:
— Что такое?
Я ему начал по дороге рассказывать свою историю, начиная с Порт-Артура и плена. Отец Михаил слушал меня, не перебивая, так мы добрались до Князь-Владимирского монастыря и вошли в храм.
— Ступайте на клирос, отец Нектарий, помолитесь с братией и помогите им петь службу. — как бы пригласил меня отец Михаил.
Я был никудышный певец, но старался помочь хору. После службы отец Михаил отвел меня в трапезную, нашел для меня ночлег, сказал когда будет братская вечерняя молитва, а потом мне, сказал:
— Вам, отец Нектарий, непременно надо познакомиться с владыкой нашим — Иоанном. Вы уж завтра, причастившись, не уходите, после позавтракайте с братией, я зайду за вами, и сходим к нему.
Увидел я в этих словах повеление мне Самого Господа и ответил отцу Михаилу:
— Благословите, батюшка.
На другой день я исповедался, причастился, дождался отца Михаила, и мы отправились к владыке Иоанну. По дороге я узнал, что отец-протоиерей Михаил — наставник учительской семинарии.
Идти нам надо было пять верст. Была ранняя осень и было еще тепло. Пришли мы к владыке, а у него духовные лица на приеме дожидаются.
Вышел владыка, увидел отца Михаила и спрашивает:
— Кто это с вами?
Отец Михаил отвечает владыке:
— Это со мной отец Нектарий из Японии.
Я поклонился и благословился. Владыка просиял:
— Как, из самой Японии? Неужто от владыки Сергия?
Владыка Сергий выправил мою отпускную, поэтому я ответил: «Да, от владыки Сергия».
Владыка повернулся к ожидавшим духовным лицам и сказал:
— Отцы, пропустите уж пожалуйста отца Нектария. Он пол страны проехал, а вы всегда рядом со мной.
Владыка проводил нас в свою приемную и рассказал о своей дружбе с покойным владыкой Николаем. Также рассказал он нам вкратце о своей поездке в Японию весной 1909 года. Затем владыка поинтересовался — зачем я в Иркутске.
Я рассказал ему о том, как попал в плен, как встретился с отцом Павлом, как работал в мастерских, как меня постригли и, между прочим, что моим восприемником при постриге был сам владыка Николай, как отец Павел благословил меня вернуться в Россию, как владыка Сергий выправил все мои документы, а потом как я снова работал на стройке железной дороги.
— Так вы теперь свободны? — еще больше просиял владыка Иоанн, а отец Михаил улубнулся.
— Да, владыка, свободен. — ответил я.
А отец Михаил добавил:
— Вот я его и привел к вам.
Оказалось, что отец Михаил наставник учительской семинарии, а не церковно-учительской. Просто он болел за общее с владыкой дело.
Владыка Иоанн посерьезнел и заговорил:
— Видите ли, отец Нектарий, братство наше, святителя Иннокентия занимается просвещением народов нашего края. Здесь и буряты, и монголы, и якуты, и гиляки, да и другие есть. Мы готовим учителей в нашей церковно-учительской семинарии, а вот переводов Евангелия у нас сносных нет. Так вы нам помогите, какие слова, какое значение имеют в переводе владыки Николая, а то и слово мы не всегда подобрать можем.
— Да что вы, владыка, — говорю я ему, — я ж не переводчик.
— Вы же в Японии жили, наверное и язык японский не плохо знаете? — спрашивает отец Михаил.
— Знаю, — отвечаю, — но перевод Евангелия сделать не смогу.
— Да вы, отец Нектарий, только помогите нашим ученикам со значениями слов разобраться. Конечно, перевод на все языки мы не осилим, но хотя бы маленькие кусочки подготовить сможем. — уговаривает меня владыка.
Думаю я — снова Господь путь мне указывает, да еще рукой архиерея своего. Не следует мне противиться.
— Ну что же, — отвечаю я, — давайте попробую. Благословите, владыка. Да только где ж мне жить?
А владыка уже придумал:
— Бог благословит. — отвечает владыка, — Жить будете при семинарии. Комнату вам выделим. Там и библиотека у нас отменная и кормиться там же будете. Вам дела какие-нибудь уладить по железнодорожной службе нужно?
— Мне бы вещи да документы мои забрать надо, а то скоро состав мой отойдет. — отвечаю я.
Владыка позвал послушника своего, велел ему со мной на извозчике съездить на вокзал, помочь мне с переездом в учительскую семинарию.
Приехали мы на вокзал, рассказал я обо всем оберу. Он человек добрый был, поблагодарил меня за службу и за беседы, хотел денег дать да я наотрез отказался. Обнялись мы с ним и расстались. Затем поехали в семинарию. Там все тот же послушник поселил меня в комнату отдельную, маленькую, представил учителям, сводил на кухню, распорядился о моем кормлении и уехал. А я пошел обживать свою новую келью.
Затем я поклонился святыням Иркутска. Первым делом я пришел в Богоявленский собор, в котором есть придел Казанской иконы Божьей Матери с чудотворным, почитаемым списком сей святой иконы. Под полом в этом приделе покоились святые мощи еще не прославленного угодника Божия — Софрония. Я творил пред Казанским образом молитву: «Пресвятая Богородице, спаси нас».
Ко мне подошла молодая девушка — Катя, которая собиралась стать послушницей в Знаменском монастыре. Она вопросила меня:
— А вы, батюшка, богородичное правило творите?
Я еще не знал об этом правиле и сказал:
— Нет, просто Богородице молюсь. А что это за правило такое?
Катя удивилась и поведала мне, что это правило недавно было введено в употребление по заповеди преподобного Серафима Саровского. Состоит это чудесное правило из 150 молитв «Богородице, Дево, радуйся». После первого десятка читается тропарь Рождества Богородицы, после второго — тропарь Введения, после третьего — тропарь Благовещания, после четвертого — тропарь праведным Захарии и Елисавете, родителям Предтечи Иоанна, после пятого — тропарь Рождества Христова, после шестого — тропарь Сретения, после седьмого — молитвенно вспоминается бегство Богородицы со Спасителем в Египет, после восьмого — молитвенно вспоминается скорбь Божией Матери о потеренном в Иерусалимском храме Сыне, после девятого — молитвенно вспоминается чудо в Кане Галилейской, после десятого — молитвенно вспоминается плач Богородицы у Святого Креста Господня, после одиннадцатого — читается тропарь Воскресению Христову, после двенадцатого — читается тропарь Вознесению, после тринадцатого — читается тропарь сошествия Святаго Духа на апостолов, после четырнадцатого — читается тропарь Успению, после пятнадцатого — радостно прославляется Богородица, увенчанная славой от Самого Господа. А рассказал всем, что великий святой Серафим Саровский заповедал читать 150 раз молитву «Богородице, Дево, радуйся», Сергей Нилус в своих замечательных книгах.
Исполнил я это новое правило перед образом Казанской иконы Божьей Матери, спустился в пещеру под пределом этим, поклонился святым мощам угодника Божия — Софрония и отправился в Вознесенский монастырь, поклониться его святыням.
Прежде всего я зашел в двухэтажную часовню, которая называлась башней Герасима. В ней почивали мощи основателя обители преподобного старца Герасима. Поклонился я мощам, помолился и отправился в другую часовню — преподобного Синесия. Эта часовня располагалась у алтаря соборного храма и в ней почивали мощи наместника этой святой обители, друга и земляка святителя Софрония — схиархимандрита Синесия, почившего в 1787 году. Поклонился я и его мощам помолился и отправился в Вознесенский собор. Там в раке из чистого серебра почивали мощи покровителя всего забайкальского края — великого угодника Божия и святителя Иннокентия иркутского. Я отстоял молебен у мощей, приложился к ним, а потом один монашек свел меня в подклетную церковь Антония и Феодосия Печерских Чудотворцев, где почивали мощи святителя Парфения, совсем недавно почившего — в 1873 году.
Выйдя из соборного храма, я напился воды в часовне над святым колодцем и отправился в свой Свято-Владимирский монастырь.
Придя в семинарию, я немного передохнул и пошел в библиотеку поискать книги Сергея Нилуса, о которых мне рассказала добрая девушка Катя в Богоявленском соборе.
Я нашел в библиотеке несколько книг Нилуса. И вот в одной из них, в статье «Поездка в саровскую пустынь и серафиодо- дивеевский женский монастырь» я обнаружил слова святого Серафима: «верующие должны ее (то есть канавку) обойти с молитвой Иисусовой и Богородицы, прочитав их полтораста раз».
Я долго читал книги Нилуса, а особенно меня поразила изданная им книжечка «О цели христианской жизни — беседа преподобного Серафима Саровского с Мотовиловым». Я даже взялся ее переписывать для себя, а владыке Иоанну написал докладную записку, в которой просил его эту беседу вместе с миссионерами отправлять по селам и деревням Забайкалья, развернуто указывая на достоинства и простоту для понимания этой беседы.
Я очень робел новой своей работы, меня никто не трогал и про меня будто бы все забыли. Но через несколько дней приехал владыка Иоанн и позвал меня к себе.
— Владыко, вы мне скажите, что мне делать надо, а то я ничем не занимаюсь и зазря хлеб ем.
— Ничего, отец Нектарий, ничего, — говорит он, — вы пока пообжились, осмотрелись, теперь и начинать можно. Вот какое у меня к вам задание будет. Возьмите нагорную проповедь из евангелия от Матфея как ее владыка Николай и его помощники перевели на японский язык и просто переведите обратно на русский, но не используйте синодальный перевод. Вот, к примеру, как молодому учителю объяснять простым бурятам, что означает «нищие духом»? Или что есть «Царство небесное»? Вот где загвоздка! Прочтет молодой учитель бурятам синодальный перевод, и разойдутся все, ничего не поняв. А то хуже — суеверие какое придумают, а потом с ним бороться надо.
Вспомнил я объяснение о Царстве небесном отца Павла и говорю:
— Владыко, тут и прочесть мало будет, надо еще и примером показать да в самой жизни испытать. Мне отец мой духовный Павел долго это объяснял, да поучал меня. А вот для краткости скажу только, что Царство небесное это сердце чистое, сокрушенное и смиренное, в котором Господь с помощью молитвы вселяется. Да молитвы не утром и вечером читаемой, а постоянной, умной. Но это уже не перевод будет, а толкование. Как тут быть?
— Вот то-то и оно, милый ты мой! — задумчиво произнес владыка, — жатвы много, а делатели не идут. Давай с малого начнем, отец Нектарий, глядишь, и до большего дорастем. Я к вам пришлю учителей по разным языкам, вы уж им помогайте, значение слов истолковывайте, как это владыка Николай делал.
Евангелие на японском мне владыка Иоанн выдал, и начал я переводить понемногу нагорную проповедь с японского языка на русский.
Однако, вместе с тем я попросил владыку благословить меня читать простым людям беседу Серафима Саровского и Мотовилова.
Я выписал для владыки Иоанна некоторые выдержки из сей малой книжицы:
— Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни
— всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьего,
— Стяжевайте благодать Духа Святого и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благости Божией,
— на нее, то есть на молитву, всякому и всегда есть возможность — и богатому, и бедному, и знатному, и простому, и сильному, и слабому, и здоровому, и больному, и праведнику, и грешнику,
— велика сила молитвы даже и грешного человека
— ведь молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся.
Владыка Иоанн выслушал меня, прочел мои краткие выдержки и сказал:
— Ну, что ж, отец Нектарий, попробуйте пронять сердца наших селян. Благословляю я вас на это.
Ко мне приходили учащиеся семинарии и обсуждали со мной некоторые места из евангелий, как они должны звучать на башкирском. Когда я работал на строительстве Транссиба, мне приходилось общаться с башкирами самому, и я немного знал их язык. Поэтому большого труда в изъяснении некоторых мест из евангелия на башкирском для меня не было.
Наступил новый 1917 год и я представил свои записи владыке Иоанну и учителям. Владыка дал мне новое задание, точно также переводить значение слов с японского на русский для притч. Преподаватели мне сказали, что это еще сложнее, так как какие то слова могут присутствовать в жизни японцев и совсем не быть в жизни местных народов.
Я сказал владыке Иоанну, что неплохо бы было пообщаться с простыми людьми в селах, что бы лучше познать их жизнь. Но владыка уже занялся мыслью о создании борцовского зала при нашей семинарии, по подобию дадзё в Токийской семинарии, которое устроил владыка Николай. Владыка просил меня проводить борцовские занятия с учениками, и я согласился, вспомнив слова отца Павла: «если кто будет тебя просить обучить этому искусству — никому не отказывай»
Я обучал учеников тем самым движениям, которым учил меня сам отец Павел. При этом я постоянно повторял вслух молитву Иисусову «Иисусе, сыне божий, помилуй мя». А когда мы начинали бороться я старался учить ребят быть мягкими и никому не причинять вреда. Также я говорил им: «никому вреда не причиняйте, используйте то, что от меня возьмете только для защиты слабых или собственных жизней от разбойников»
Так мы потихоньку занимались переводом и борцовскими занятиями, но вдруг, в феврале, случилась революция, а за ней отречение от престола Государя. Все мы пребывали в растерянности, но работу не оставляли.
Доработав так до лета, я попросился у владыки с учащимися все-таки проехать по селам где живут простые люди. Владыка Иоанн нас благословил.
Мы ездили по селам, знакомились с людьми. Ночевали в избах, беседовали с простыми людьми, читали и объясняли им Евангелие. Старался я и обучать простых людей Иисусовой молитве.
Не спеша мы объехали весь Байкал и вернулись в Иркутск.
В это же время в Забайкалье появились атаман Григорий Михайлович Семёнов и его друг барон Роман Фёдорович Унгерн. Атаман Семёнов был назначен военным комиссаром всего Дальнего Востока. Семёнов и Унгерн склонялись к буддизму и чуждались православной веры.
Выпускник учительской семинарии — Цыбен Жамцаранович Жамцарано, зашедший как то раз к нам, в церковно-учительскую семинарию поведал нам о своей встрече с бароном Унгерном в Иркутске. Унгерн рассказал Жамцарано, что его дед был кровожадным пиратом, орудовавшим во всех морях и доплывший до самой Индии. В Индии дед принял буддизм и теперь барон хочет собрать всех забайкальских буддистов под свои знамена.
Ни Семёнов, ни Унгерн не сделали визит правящему архиерею Иркутска — владыке Иоанну и в скором времени стали собирать свою армию из забайкальских буддистов — монголов, бурят и других народностей.
Вскоре случилась и октябрьская революция. После нее мы продолжали занятия в нашей семинарии, а владыка Иоанн, уже понимал, что Россию ждут большие перемены. Атаман Семёнов и барон Унгерн двинули свои войска для борьбы с большевиками.
Вот тут я и вспомнил предсказание отца Павла о том, что в России начнется великая смута, все монастыри закроют, и рассказал об этом владыке Иоанну. Он скорбно опустил голову и сказал: «Прав был отец Павел! Ох, как прав! Мне Господь это тоже видится». Владыка Иоанн был человек святой жизни, наверняка Сам Господь и ему открыл все о грозных гонениях и смуте".
Виктор Николаевич Костромин,
Константин Белов